Шаманизм

ХАРИТОНОВА В.И. Фенинк из пепла

Харитонова В. И. Феникс из пепла? Сибирский шаманизм на рубеже тысячелетий / В. И. Харитонова; Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. - М.: 2006. - 372 с.

В книге проанализирована ситуация «возрождения шаманизма» в России в последнее двадцатилетие.

На основе полевых материалов автора, данных официальных источников центральных и местных СМИ, научных и научно-популярных изданий характеризуются процессы, происходившие в различных сибирских регионах и, как своеобразный отклик на них, ситуация в Москве.

Автор предлагает теоретическую концепцию шаманизма и шаманства, рассматривая как традиционный шаманизм и его судьбы, так и различные новые образования, претендующие на продолжение шаманских традиций (неошаманизм, городской шаманизм, экспериенциальный шаманизм), а также использование шаманских техник в неорелигиозных сектах.

Слово автора к тем, без кого книга не могла бы состояться

Эта монография писалась мучительно долго,
потому что в ней необходимо было реалистично оценить происходившее с нами в сложнейший для страны период.
Кроме того, я должна была писать о людях, которых много лет знаю, с которыми дружу, сотрудничаю,
с их помощью изучаю сложнейшие вопросы сакральных практик и странных человеческих состояний –
ИСС (измененных состояний сознания), работу человека в них.
Постижение сакральных практик, тем более столь сложно организованных, как шаманизм,
и воспроизводимых через такое необычное мировоззрение, как шаманство - тема деликатнейшая.
Писать же о многом фактически тайном для стороннего читателя нелегко:
часть информации вынужденно остается «за кадром»,
а выносимое на суд читателя оказывается не всегда безобидным для тех, о ком идет речь в книге,
так как многие из них в силу особого восприятия мира видят и оценивают факты столь специфично,
что это не укладывается в рамки нашего трафаретного здравомыслия.
Однако автор научного исследования вынужден повествовать о необычном обычными словами в рамках стандартного мышления.

За пределами монографии осталось, может быть, самое главное для тех, кто причастен к шаманизму в различных его вариантах.
Я прошу прощения у всех моих многочисленных информаторов-консультантов,
ведь в этой книге не отражено многое из того, о чем они хотели бы здесь прочитать,
а кое-что – в силу установки на объективность оценки происходящего —
подано с той стороны, которую они сами, вероятно, не рискнули бы вынести на суд читателя.
Надеюсь, что они, благодаря своему наигуманнейшему холотропному восприятию мира,
правильно поймут меня, извинят резкость некоторых оценок
и примут мою сердечную благодарность за их вклад в подготовку этой книги.

К сожалению, я не имею возможности перечислить здесь поименно всех, кто помогал мне в работе.
Это шаманы, знахари и колдуны, психологи и психотерапевты, экстрасенсы и народные целители и, конечно же,
представители научной и творческой интеллигенции, организовывавшие процесс культурного возрождения на местах,
работники администраций и правительственных учреждений, занимающиеся вопросами религий,
и мои замечательные коллеги по интердисциплинарным исследованиям...
Я признательна каждому, кто внес свою лепту в этот труд.

Благодарю Президиум Российской академии наук, в рамках Программы фундаментальных исследований которого
«Этнокультурное взаимодействие в Евразии» была подготовлена и издана эта монография,
а также Российский гуманитарный научный фонд и Российский фонд фундаментальных исследований,
поддержавшие в 2002-2004 гг. интердисциплинарные проекты изучения проблем шаманизма,
результаты которых стали базисными для данного исследования.


Миф о «последнем шамане»

В пасхальную ночь 2003 г. телеканал «Культура» сделал подарок своим телезрителям,
показав фильм с этнографическим содержанием «Табу. Последний шаман».
Шокированные этим самым содержанием,
православно ориентированные люди не поняли тонкой подоплеки демонстрации фильма и возмутились содеянным,
восприняв его исключительно как оскорбление своих религиозных чувств.
А напрасно.
Замечательное название - известный журналистский штамп - почему-то не подтолкнуло их услышать явный подтекст показа:
мало того, что шаман - табу, так еще и шаман-то - последний...

Впрочем, согласно русской народной мудрости, «последняя - у попа жена»,
а вот насчет последних шаманов даже создатели фильма как-то засомневались,
именуя последним в причетно-плачевом стиле то ушедшего из жизни в 1988 г. Тубяку Костеркина,
то его сына Леонида, заливающего ныне горькой свою шаманскую судьбу.

С «последним шаманом» на самом деле сложновато разобраться.
Может быть, потому и посыпались, как из рога изобилия, эти самые «последние»:
и в этнографических фильмах*, и на полотнах живописи, и в театральных постановках, и, уж конечно, в газетных публикациях**
* Впервые, видимо, этот нынешний штамп был использован Р. Ерназаровой,
снявшей документальный фильм о верованиях и священных ритуалах хантов,
героем которого стал старый шаман (?) Андрей Антонович Казымкин
(см.: «Последний шаман». Новосибирсктелефильм. 1991. Автор сценария и режиссер Р. Ерназарова, оператор С. Чавчавадзе).
** См., напр., репортаж Л. Максименко о поездке к шорцам:
Максимен Последний шаман. Кузбасский шаманизм, похоже, доживает последние дни // Комсомольская правда. 2001, 31 авг. С. Х-Х1);
о сагайском шамане Егоре Кыласове - Гладышевский А. Последний шаман (Советская Хакасия. 1992, 2 июня. № 96);
о хакасской шаманке без бубна Сарго Майнагашевой - Сапожикова В. Последняя шаманка (Шанс. 2004, 9-15 сент.№ 37);
о Тубяку Костеркине и его сыне Леониде - Круглов Л. Последний Шаман (National Geographic. 2004. № 6).

Сказ о последних шаманах, колдунах, ведьмах, знахарях, сказителях, певцах и т. д. в действительности начал создаваться давно.
Таинственное исчезновение некоторых «реликтов» было замечено еще в эпоху романтизма;
именно тогда появился плач фольклористов об уходящем от нас безвозвратно в прошлое фольклоре - культурном наследии народов.
Отчасти это напоминает ламентации по уничтоженному советской властью шаманизму.

Любопытно, что фольклор тогда трактовался исключительно как мудрость народная,
а на народную глупость и бескультурье (в нашем цивилизованном понимании), отраженные в том же самом творчестве,
многие пытались закрывать глаза.
Кстати, шаманизм сейчас тоже воспринимается многими как воплощение идей экологии
или идеальный период развития религии – ее золотой век.
В эпоху романтизма такой подход вполне понятен.
Однако он имел место и в конце XX столетия.
Хорошо помню, как в 1970-е годы на одном из заседаний кафедры русского устного народного поэтического творчества
филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова
талантливейший фольклорист Федор Мартынович Селиванов, знавший фольклор не из книжки (он родился и вырос в русской деревне),
позволил себе сказать, что «фольклор это не только мудрость, но и глупость народная»,
чем вызвал взрыв негодования у тех, кто приобщался к народной культуре, изучая ее по учебнику.

Восприятие народной культуры исключительно как непревзойденной мудрости,
а также статичное видение ситуации, свойственное многим исследователям и в наши дни,
заставляют бесконечно сожалеть об уходящем, что, видимо, психологически вполне оправдано.
Однако мировая наука уже давно использует и иное представление о фольклорно-этнографической традиции –
концепцию ее пролонгированной эволюции, понимая, что в народной культуре традиционное всегда сочетается с инновационным,
а в самом процессе бытования традиция и импровизация дают сложный конгломерат устойчивого и изменяющегося,
по-разному представленного в различных жанрах фольклора и в сопряженном с ним материале.
Эволюционное движение, разумеется, иногда корректируется извне,
например, вследствие изменения социальной ситуации или смены идеологической ориентации общества.
Впрочем, это не означает, что путем давления и запретов сверху что-либо тут же настолько трансформируется в традиционной,
то есть довольно жестко структурированной и «неповоротливой» благодаря этому, культуре.
Прекрасное свидетельство тому - возрожденческие процессы последних двух десятилетий,
наблюдаемые в магико- и религиозно-мистической сфере в регионах, где некогда был хорошо развит шаманизм.
Очевидно, что новые социальные условия привели к кардинальному изменению форм шаманской практики,
частично трансформировали функции нынешних (нео)шаманов,
даже породили неких сверхновых и оригинальных персонажей в среде адептов шаманизма.
Сама же идея человека-шамана оказалась не просто непотопляемой, но она еще обрела и новое содержание:
благодаря развитию практической психологии, а также экспериментальной психиатрии и нейрофизиологии,
стало возможным говорить о «шамане в каждом из нас».

Последнее утверждение, с которым никак не желают соглашаться те,
кто пытается рассматривать себя как истинного продолжателя традиций своего народа,
не только имеет под собой весомые основания, но и позволяет понять,
каким образом оказалось возможным это самое «возрождение шаманизма».
Нынешнее научное обоснование того, что сверхвозможности шаманов, как и иных адептов магико-мистического знания,
связаны с развитием способностей погружения в измененные состояния сознания (ИСС) и навыков работы в них –
то есть навыков управления работой мозга в различных вариантах,
которые не считаются (или до недавнего времени не считались) в цивилизованном обществе нормой –
позволяет не только предполагать, но и реально развивать эти самые способности у большинства желающих.
Иное дело, что данный процесс связан с серьезными опасностями и осложнениями в психофизиологической сфере,
в первую очередь для тех, у кого он не запрограммирован природой как естественный.
Именно психофизиологическая подоплека шаманских, или шире - суперсенситивно-экстрасенсорных, способностей человека
никак не позволяет миру стать свидетелем предсмертных конвульсий последнего шамана.

Нынешняя ситуация представляет нам довольно жесткую и порой юмористическую конкуренцию «последних»
(как, впрочем, и «главных»).
Их «возродилось» так много и столь неожиданно быстро,
что не только исследователи стали размышлять на тему
допустимого процентного соотношения простых и «духами избранных» людей в обществе,
но и сами «шаманы» начали дискутировать, выясняя, кто есть кто среди них, точнее:
кто - настоящий, кто - шарлатан по случаю сложившейся ситуации,
позволяющей хорошо заработать на бедственном положении народа в нашей многострадальной стране,
а также на извечных страхах и глупости человеческой.

Этому во многом способствует удобная для эксплуатации в настоящий момент идея активных советских репрессий в отношении шаманизма*.
* Неискушенные обозреватели, не имеющие «соцзаказа» по данной проблематике, иногда честно указывают, например:
«Коммунисты в свое время мно-ого бубнов арестовали и сожгли.
Шаманов - жалели, не ссылали, не репрессировали» (Максименко Л. Последний шаман. С. XI).

Отчасти благодаря данной идее, принятой как постулат большинством исследователей
(особенно зарубежных, что вполне понятно;
не ясно, впрочем, почему множество отечественных ученых также слепо следуют ей),
«последние» стали множиться, как грибы после дождя.
Упрощенно ситуация выглядит таким образом: отсутствие традиционно наследовавших шаманскую практику адептов
(особенно там, где традиция была прервана и уже основательно подзабыта)
позволяет самостоятельно «входить в шаманство» всем желающим,
поскольку того контроля за этим процессом, который всегда имел место в традиционном обществе, уже не существует.
А у большинства в роду находятся если не репрессированные шаманы,
то тайные адепты, скрывавшие от советской власти свои знания и способности.
Проверить правоту утверждений в настоящий момент не всегда просто,
хотя это стараются делать даже сами (нео)шаманы, например, в Бурятии.
И поскольку широко распространено представление о том, что шаманское призвание –
дело наследственно обусловленное, то именно предков-шаманов пытаются искать у себя все «последние».
Очевидно, тут в восстановлении справедливости могут помочь даже простые старожилы тех мест,
откуда родом претенденты на роль шаманов;
эти самые старожилы или просто близкие знакомые “избранников”, между прочим,
часто с усмешкой говорят о том или ином заявителе, что-де алкоголики да больные были в этом роду,
но вот шаманов что-то не припомнить...

Все это заставляет задумываться над тем, кто же такие нынешние «последние»:
то ли они - последователи, идущие по следам традиционных шаманов, стремящиеся повторить их путь и не утратить знания и навыки,
то ли они появились после шаманов, наследуя их обязанности и функции в обществе,
то ли они - те, после кого - хоть потоп...
Пожалуй, если вникнуть поглубже в ситуацию, то полисимволические размышления на тему «последних», окажутся не лишними.
Как не лишни они и в отношении самой идеи возрождения: что, зачем, каким образом и кем возрождается?
И главное: надо ли это кому-то, а если надо, то - кому?

Обращу внимание еще на один ключевой вопрос, который мучит меня с августа 1992 г.,
когда я впервые всерьез столкнулась с идеей возрождения шаманизма на международной конференции, состоявшейся в Якутии.
Процитирую одну из своих статей, написанную по ее следам:
«В наши дни шаманизм у народов бывшего СССР, пройдя через своеобразную стадию “шаманской болезни”
еще в период прививки ему христианства или мусульманства во времена царской России,
через кровавые эттении в период сталинского и последующего террора, кажется, подошел к стадии воскресения.
Найдется ли только старый и опытный наставник, способный сделать это должным образом?”
(Харитонова, 1995а. С. 6).
Наставники, конечно же, нашлись, но возникли новые вопросы: те ли это наставники и то ли они возрождают?
Кстати, возрождаемое ими оказывается далеко не всегда хорошо приспособленным и вписанным в нашу нынешнюю жизнь...

Одним словом, ситуация с возрождением шаманизма, как и с последним шаманом, весьма сложна.
Она требует глубокого и непредвзятого изучения, без примесей идеологических концепций и религиозных пристрастий.
Исследование же самого феномена как и связанных с ним современных процессов,
пока еще есть возможность застать остатки бытовавшей некогда традиции очень важно осуществить интегративно
в интердисциплинарном кругу специалистов, способных совместно на единых методологических основах оценить и то и другое.

Возраст идей интегрирования исследований не меньше,
чем идей узких тончайших специализаций;
вопрос о приоритетах и лучшем качестве того или другого - вопрос курицы и яйца.
Однако обратим внимание на то, что в совсем недалеком прошлом эти установки
стали актуализироваться снова в отношении изучения проблем, связанных с исследованием человека.
Например, в 1999 г. в США вышла книга Кена Уилбера «Интегральная психология»*.
** В настоящее время используются как равноправные два варианта термина: интегральный и интегративный.
Последний более логичен, так как образован от слова «интеграция».

Автор написал в предисловии к ней:
«Лично я считаю, что интегральная психология (и интегральные исследования в целом) будут приобретать все большее значение
в последующие десятилетия, по мере того как научный мир постепенно отказывается от своего упорно мрачного взгляда на Космос»
(Уилбер, 2004. С. 12).
В том же году в Москве был проведен по инициативе моей и Д. А. Функа
первый международный интердисциплинарный конгресс по проблемам шаманизма,
с установкой на интегрирование естественнонаучных и гуманитарных исследований в этой области.
Как мне представляется, именно такой подход или, как минимум, установка на комплексные и интегративные исследования феномена
позволяют более или менее целостно и глубоко рассмотреть шаманизм в теоретическом плане.
Именно эта теоретическая установка лежит в основе концепции шаманизма, изложенной в данной книге.
Предлагаемая вниманию читателей работа базируется как на моих собственных полевых и лабораторно-экспериментальных исследованиях,
так и на результатах коллективных интердисциплинарных стремящихся к интегративности проектов,
осуществленных под моим руководством в последние годы.